Дмитрий Хван - Хозяин Амура [СИ]

— Возвращайся к солдатам и ободри их! Пусть держаться, ради своего доброго Отечества!

— Будет исполнено, мой фельдмаршал! — в мгновения офицер, вскочив на коня, скрылся с глаз.

Торстенсон тем временем уже наблюдал за чёткими действиями своих артиллеристов, развёртывающих пушки на позициях. По ним немедленно принялись стрелять проклятые мушкетёры датчан. Обслуга орудий падала, умирала, но, стиснув зубы, лихорадочно продолжала своё дело. Датская артиллерия всё же начала первой. Рядом с одной из шведских двенадцатифунтовок упало ядро и разорвалось спустя мгновение, убив нескольких пушкарей. Другое попало в промежуток между ополовиненной центральной баталией мушкетёров и пикинёрскими шеренгами. Разорвавшись, оно унесло жизни ещё нескольких воинов. Пора бы уже и вступить в бой и шведам! Вскоре одно из орудий гулко и раскатисто ухнуло, за ним второе, третье… Ядра унеслись в сторону датчан, чтобы собрать первые жертвы среди солдат противника. Теперь Торстенсон решил отправить гонца к дороге на Оттербакен, где ожидали своего часа тяжёлые кирасиры генерала Иоганна фон Зальцбаха. Снова ответили датчане — ещё два ядра подняли столбы мокрой земли у шведских пушек, разметав орудийную прислугу. Одна из пушек, завалилась набок — её окованное железом колесо было попросту вырвано. Леннарт почувствовал, как зашумело в висках — кровь прилила в голову. Фельдмаршал покачнулся и его тут же уложили на заранее принесённое из шатра кресло, подложив под ноги стульчик и поставив над ним навес.

— Господин фельдмаршал! — горестно возопил Иоганн, личный лекарь Леннарта. — Вернитесь в шатёр! Примите настойки, вы бледны словно смерть!

— Ты в своём уме, болван?! — рыкнул Торстенсон. — На этом проклятом поле решается судьба королевства! Живо неси свою отраву, прохвост!

Внезапно небо расчертили молнии, и вскоре оглушительно ударил гром — при этом стремительно темнело. День превращался в ночь. Начинался ливень.

Глава 7

Великий Бог! Нет более Солнца на небе, всё оно напрочь затянуто тучами и лишь редкие просветы видят солдатские глаза. Руки сжимают древки пик, ноги попирают их концы, уткнутые в предательски мокрую землю. Не слышно среди солдат ни единого слова — только команды офицеров гремят среди посвиста холодного ветра да шелеста сосновых крон. Напряжённые осунувшиеся лица, заросшие щетиной смотрят из-под кабассетов и морионов, с которых вода стекает на плечи и спину. Изо рта вырывается пар, исчезая через мгновение. Хмурые взгляды опытных солдат, стоящих в первых рядах, которые примут на себя первый удар шведской панцирной кавалерии, не выражают ничего кроме холодной решительности. За ними стоят более молодые бойцы, которых следует поберечь для новых войн, каких будет ещё немало. К тому времени они смогут получить дополнительную амуницию — крепкую кирасу, тяжёлую шпагу, а то и вовсе мушкет, что добавит в карман жалованья, а главное избавит их от необходимости таскать с собою неуклюжее вне битвы копьё. Ведь король Кристиан, чувствуя новые веяния в военном деле, отменил в своих полках пики, думается, скоро дело дойдёт и до остальных, в том числе и наёмников. Особенно ясно это стало после того, как рота сибирских наёмников отстрелялась по приближающемуся войску шведов. По шеренгам воинов немедленно разлетелись восторженные отклики — у сибирцев имелись не иначе как новейшие османские мушкеты! В Европе гуляла молва о сём оружии турок. Они легки и весьма дальнобойны — в чём убедились и имперцы, и венецианцы, и венгры. А теперь и шведы!

После того, как пикинёры датского войска, в основном состоявшие из немецких и французских отрядов, начали выдвигаться вперёд, Новиков понял, что его бойцам пора менять позицию. Близкая встреча с кавалеристами Торстенсона не входила в планы Василия. К тому же нужно было пополнить боезапас, да выяснить намерения шведов, чтобы действовать по ситуации. Мушкетёры, уже влюбившиеся в оружие сибирцев, с сожалением провожали уходивших к высокой опушке шеренги стрелков.

— Неужто они больше палить не будут? — озадаченно проговорил Петер-горшечник.

— Генерал бережёт их! — отвечал старый мушкетёр. — Я слыхал от фенрика Соренсона, сибирцы присланы нам в помощь самим королём и…

Не успел он закончить фразу, как выпущенное из внезапно ожившей шведской пушки ядро, гулко ударившись о мокрую землю, с шумом влетело в ряды баталии. С десяток солдат разметало в стороны. Немногие из них снова поднялись на ноги. Чудом не пострадавший горшечник, сидя на земле, с испугом смотрел на тело пожилого усача, ещё мгновение назад разговаривавшего с ним. Теперь его было не узнать — голову оторвало напрочь, а вместо груди сочилась кровью бесформенная масса, из которой торчали осколки костей, и шёл пар. Товарищ Петера — бывший подмастерье валялся рядом, воя от боли. Неловко упав, он выбил руку из плечевого сустава.

Снова оглушительно прогремел гром, заставив многих на этом поле перекреститься. Резкие, свистящие порывы ветра, наполненные водяного крошева, вмиг вымачивали одежду и слепили глаза. Сполохи молний расчерчивали небосвод, на мгновение ярко освещая всё вокруг. Только немногим мушкетёрам крепнущий дождь позволил сохранить огоньки фитилей под широкими полями шляп и уберечь от воды пороховые полочки мушкетов под своими куртками. Из-за набирающего силу, неожиданно холодного дождя, и артиллерийская дуэль постепенно затухала. Ангарцы тоже внесли в это свою лепту, полностью уничтожив обслугу нескольких орудий, а мортирщики и вовсе свалили одну из пушек набок, удачно попав бомбой под самое её колесо. Вокруг осиротевших орудий теперь лежали не менее четырёх десятков недвижных тел, орошаемых небесной влагой, и никто более не смел к ним приблизиться. Тем временем, напрочь растерявшая былую решимость, центральная баталия шведских мушкетёров в самой середине своего строя продолжала нести потери, пусть и несколько снизившиеся из-за ухудшившейся видимости на поле боя. Мушкетёры, сломав построение, начинали ужиматься к флангам баталии, ища там спасение от летящего к ним свинца. Воины начинали роптать, требуя от офицеров решительных действий. Те же приказывали слабакам заткнуться, ждать приказа и держать строй, добывая своей стойкостью победу для славы своего Отечества. В этот час командующий армией шведов — Леннарт Торстенсон, выслушав доклады с передней линии, приказывает рейтарам генерала Линдта выдвигаться к правому флангу датчан. В дождь их многочисленные мушкеты бесполезны, колесцовые же пистоли кавалеристов соберут свой урожай. Покуда рейтары будут караколировать близ пикинёрских шеренг, тяжёлые кирасиры фон Зальцбаха прорвут построение врага и вот тогда начнётся потеха! Всё решит сегодня честная сталь!

Спустя некоторое время из-за холмов до шведских солдат донёсся нараставший гул. Часто оборачиваясь, торжествующие воины провожали долгими взглядами закованных в доспехи всадников. Как же напоминали они былых рыцарей, канувших ныне в небытие под грохот древней аркебузы!

— Наконец-то! — восклицали солдаты. — Хвала Господу! Ливень заставил проклятых датских стрелков умолкнуть, а теперь им точно конец!

Четыре эскадрона рейтар и шесть сотен драгун составляли правый фланг датской армии и находились в паре сотен шагов от крайнего фаса построений пехотинцев, упирающихся в опушку. Там находилась терция шотландских пикинёров, прикрывавшая подходы к позициям мортирщиков с южной стороны. Командовавший одним из эскадронов, численностью в две сотни всадников, капитан Регнар Торбенсон похлопывал мокрую шею своего коня, ожидая приказа к выдвижению. Пушечный бой закончился, а значит, скоро будет жарко — дело идёт к знатной рубке. Тем временем дождь начинал заметно ослабевать, кавалеристы приободрились. Пехотинцы же наконец закончили перестроения. Мушкетёры, потерявшие свой главный козырь, укрылись за ощетинившимися пиками баталиями вовремя — тёмная масса всадников врага, среди которой уже можно было различить отдельные фигуры, вырастала перед пехотинцами. Гул копыт нарастал — кавалерия переходила с рыси на шаг, чтобы отстреляться по пикинёрам. Воины подбадривали себя и своих товарищей по оружию здравицами и громкими молитвами, готовясь к схватке.

— К бою! — пронеслась команда по рядам. — Держать строй!

Чуть поодаль от построений пехотинцев, среди поэскадронно выстроенных всадников началось волнение — враг приближался! В открытом бою у датчан шансов не было — кавалерия Сиверса уступала и по численности, да и по выучке всадникам Торстенсона. Потому командовавший правым крылом полковник Ульф Олессон должен был атаковать шведов только тогда, когда рейтары увязнут в ближнем бою с латной пехотой. Так у датчан появлялись возможности опрокинуть противника. Ульфу сильно спутал карты уже теряющий силу ливень — мушкетёры не смогут дать ни единого залпа по рейтарам врага. Эскадрон Регнара, числом в две сотни всадников, находился у края подошвы холма, где укрепились мортирщики, прикрытые с фланга шотландским батальоном. Ожидание боя — худшее из зол, думал Торбенсон. А ожидание приказа к атаке, когда добрые датчане гибнут под вражескими палашами, и вовсе запредельно.